Василина
Мудрец
- Сообщения
- 2 780
- Пол
- Женщина
Обряд Мансура.
Иже еси подсобника в делищах не возымел да худы твои делишки, да все помыслом да сокрыты, валом разваливается, тако ж черна жизнь, да хоть чуток мальский удаченьки, тако ж иной жизня то стало, да по - иному зажил. Тако ж человечина проживаит жизню свою в горестях суразных, опосля кумекаить, а почему то мне доля такая карная. Иже другой люд живет да почивает, а мя тока рочина, злая
судьбина, яко по следу аки пес чернявый. Иже не ведаешь, как перебить то злого рока начертание, мол, улягнется, все само собойность уразумень возымеить, так токомо глупец посчитати может.
Ежели черна рочина, да делищи твои в гору да покатом с нее катятся, да самим низом низенькой, таки ух навостряй иже есть в книжице черной, что дедами ставлена, да ихним ручиной писана, да перина по бумаге шершом летала, да кривым косульными буквищами резвились словеса. Да тие словеса глаголют тако, иже если возжелаешь, что во всех делищах тебе ход барский, да шубина на плечину, да житие ладное, да без хулы опростившей, да иже удачицу, что аки птица летает, да кругом кружит, иже ее сподводился юнаровом вился поймати, да что по твоему рочине на твоей сторонушке, да всех погибельников тогда гоном уйдет, тако иже еси уразумел какое делище, да в нем удачина несарузмерна требой идет, так есмь деяния особые, дабы сыскать удачицу, дабы фартом она к тебе изводилась.
Тако деяние то через погостину сладить надобно, да токмо не через душину упокойну аль неупокойну, да есмь силища более светная, силища неразмерная. Тако она хозяином кличится. Тако не избовским, а погостным, хозяином кладбищенским, иже любой дух
почивальник, есмь его подданный, аки холопины все душины ему, током он главенствующий, один зорький. Иже есмь у него силища громадная, да не токмо царствие мертвяцкое в его властине, да тако ж царствие иное, да живых царствие под его левой пятачиной. Ежели что удумает, то преисполнит, а коли суразуметь да поклон ему бить, да почивать его, то открыты все дороженьки, да прям в царские хоромины ходом дивным взойдешь, да там почивать станешь. Иже заклясть хозяинушку коли решился, тако блюди сии заповеди кромешные, да тверды аки камень, яко кремень. Иже не соблюдешь, тако хула будет черная. Да иже лик луны совсем исяком изойдет, да нет ни краюшки, да словно луна погибельницей вся изошлась, тако твори следом что велено.
Берешь курь молоду, да не цыплену, а полроста, тако ж топорину, да ход свой на кладбищенску землицу сотворь, иже ходи кружиной, да сам опрометчивой мыслью своей кумекай. Иже в далечине вороний зов услышаем, то туда спехом спешным сотвори ход свой. Иже если они вороней стаицей да кругом кружати, да над местом таки коим, то на месте том твори свое дело черное, иже так заповедовано, коли не разумел ты знаков сих помыслом найти, да коли не разумел такой усечиной думкой исходится по жизни своя. Тако ж пригон твори на могилу, что крест утеряло, да тако ж камень на ней верный не восстает. Иже ты могильницу такую найдешь, да там раскинься. Да курине ножины перевяжь крепко накрепко, да ямку сладь полуглубоку, да не пропастицей, да и не просто ямицей. Иже сладил ямку, то молви сии словеса:
Яко ж мертвый на мертвом почивают, яко ж гроб хороминой,
Да где хоромина, да там хозяйнушко, да погостных душ управник,
Да всех крестов накинник, да вороних стай летучник.
Ой, ты, батюшка, могильник, ой, ты, батюшка, царевич,
Тако царствие твое необъяти, да ни глазом, да ни пехом,
Тако громадина то несарузметная, тако ж всех пристанищь,
Тако ж всех душин здесь обитель верная, тако вечная.
Да ты, хозяйнушко, управитель, царь мертвецкий
Да словом живым к тебе порукаюсь,
Да не молитвенником, а просьбенником.
Да что черная на меня накинуто, то ручиной твоей отринуто,
То саваном снято. Иже задельное,
Яко ж сотворено глашение да не книжицей, а самим сердечником.
Я тебя ублажью кровной заклинаю,
Да пособи мне в моих делушках,
Да в черных, да в белых, что левым, что правым.
Тако ход всему свой надобен, тако ж ход верный,
Да мой ход благостный, да пусть дороженьки камушком,
Да не ухабинкой, небесина вся не облачиной,
Птицей лет творить, рыбой в окиане,
Да мне барские одеяние, царские причитания.
Иже удачицей, фартом меня, хозяйнушко, окиневает.
Иже то моя судьбинушка, моя новушка, не отринушка.
Иже ход что крыт, то нынче открыт.
Иже люд что скуп, да тот нынче воздати рад.
Иже что черным шло, то нынче белесинкой,
что чернью, то златами, да серебринами,
да ходом дивным. Тако ж все заклинаю,
да черную стезь нынче перебиваю,
да через твою, хозяйнушко, волю несечиную,
да через твою облачину верную
я долю белую себе прикупом, да закупом.
Тако ж все сотворено, тако ж слаженно.
Что черным шло, то удачицей моей животиной,
да моей судьбиной пошло.
Аминь.
Да зачесть надобно два раза, да опосля внемли да отслухай, что изречено, обухом топориным ты разбей головину курину аки голову гада люд первый разбивает. Тако ж ты не сечинной, а дробленкой, да чтоб вся головушка да в одно перемесиво, да иже тик по телесу куриному ходом пойдет, тако ж изреки сии словеса:
Иже курь почивала,
да стезь черну ежели побивом перебиваю,
тако ж курину голову, да в одну, да не сечиной,
а дробиной, то хозяйнушки воля черная, воля темная,
да то криком совиным по ночи,
да то волчьим воем да по утру,
так не змеиной извилистой.
Да дороженькой, что ход прямой учиняет,
так через ход сей кромешный волюшка,
да царя погостного, иже жертвенну курь,
что дроблена, да не сечена, иже ее принимаешь,
тако ж прими мое дивное прошение,
да на судьбину легкую,
да на судьбину барску прошение,
да все мне фартом да колесиной,
коль дрожь по жертвенну телу,
тако ж все принято,
хозяйнушкой сотворено.
Аминь.
Затем секи по горлу куриному топориной, да курь сразу в ямочину, да закинь землицей по верху, да там в эту землицу да рукоятиной топорище свое тако приладь, дабы наверх острое, да в землю деревком да в небесину железом. Да промолви:
Древом в землицу, да железом в небесину.
То хозяйнушке поминальнику,
мне добра судьбинушка.
Аминь.
Уход твори безвозвратный.
Иже еси подсобника в делищах не возымел да худы твои делишки, да все помыслом да сокрыты, валом разваливается, тако ж черна жизнь, да хоть чуток мальский удаченьки, тако ж иной жизня то стало, да по - иному зажил. Тако ж человечина проживаит жизню свою в горестях суразных, опосля кумекаить, а почему то мне доля такая карная. Иже другой люд живет да почивает, а мя тока рочина, злая
судьбина, яко по следу аки пес чернявый. Иже не ведаешь, как перебить то злого рока начертание, мол, улягнется, все само собойность уразумень возымеить, так токомо глупец посчитати может.
Ежели черна рочина, да делищи твои в гору да покатом с нее катятся, да самим низом низенькой, таки ух навостряй иже есть в книжице черной, что дедами ставлена, да ихним ручиной писана, да перина по бумаге шершом летала, да кривым косульными буквищами резвились словеса. Да тие словеса глаголют тако, иже если возжелаешь, что во всех делищах тебе ход барский, да шубина на плечину, да житие ладное, да без хулы опростившей, да иже удачицу, что аки птица летает, да кругом кружит, иже ее сподводился юнаровом вился поймати, да что по твоему рочине на твоей сторонушке, да всех погибельников тогда гоном уйдет, тако иже еси уразумел какое делище, да в нем удачина несарузмерна требой идет, так есмь деяния особые, дабы сыскать удачицу, дабы фартом она к тебе изводилась.
Тако деяние то через погостину сладить надобно, да токмо не через душину упокойну аль неупокойну, да есмь силища более светная, силища неразмерная. Тако она хозяином кличится. Тако не избовским, а погостным, хозяином кладбищенским, иже любой дух
почивальник, есмь его подданный, аки холопины все душины ему, током он главенствующий, один зорький. Иже есмь у него силища громадная, да не токмо царствие мертвяцкое в его властине, да тако ж царствие иное, да живых царствие под его левой пятачиной. Ежели что удумает, то преисполнит, а коли суразуметь да поклон ему бить, да почивать его, то открыты все дороженьки, да прям в царские хоромины ходом дивным взойдешь, да там почивать станешь. Иже заклясть хозяинушку коли решился, тако блюди сии заповеди кромешные, да тверды аки камень, яко кремень. Иже не соблюдешь, тако хула будет черная. Да иже лик луны совсем исяком изойдет, да нет ни краюшки, да словно луна погибельницей вся изошлась, тако твори следом что велено.
Берешь курь молоду, да не цыплену, а полроста, тако ж топорину, да ход свой на кладбищенску землицу сотворь, иже ходи кружиной, да сам опрометчивой мыслью своей кумекай. Иже в далечине вороний зов услышаем, то туда спехом спешным сотвори ход свой. Иже если они вороней стаицей да кругом кружати, да над местом таки коим, то на месте том твори свое дело черное, иже так заповедовано, коли не разумел ты знаков сих помыслом найти, да коли не разумел такой усечиной думкой исходится по жизни своя. Тако ж пригон твори на могилу, что крест утеряло, да тако ж камень на ней верный не восстает. Иже ты могильницу такую найдешь, да там раскинься. Да курине ножины перевяжь крепко накрепко, да ямку сладь полуглубоку, да не пропастицей, да и не просто ямицей. Иже сладил ямку, то молви сии словеса:
Яко ж мертвый на мертвом почивают, яко ж гроб хороминой,
Да где хоромина, да там хозяйнушко, да погостных душ управник,
Да всех крестов накинник, да вороних стай летучник.
Ой, ты, батюшка, могильник, ой, ты, батюшка, царевич,
Тако царствие твое необъяти, да ни глазом, да ни пехом,
Тако громадина то несарузметная, тако ж всех пристанищь,
Тако ж всех душин здесь обитель верная, тако вечная.
Да ты, хозяйнушко, управитель, царь мертвецкий
Да словом живым к тебе порукаюсь,
Да не молитвенником, а просьбенником.
Да что черная на меня накинуто, то ручиной твоей отринуто,
То саваном снято. Иже задельное,
Яко ж сотворено глашение да не книжицей, а самим сердечником.
Я тебя ублажью кровной заклинаю,
Да пособи мне в моих делушках,
Да в черных, да в белых, что левым, что правым.
Тако ход всему свой надобен, тако ж ход верный,
Да мой ход благостный, да пусть дороженьки камушком,
Да не ухабинкой, небесина вся не облачиной,
Птицей лет творить, рыбой в окиане,
Да мне барские одеяние, царские причитания.
Иже удачицей, фартом меня, хозяйнушко, окиневает.
Иже то моя судьбинушка, моя новушка, не отринушка.
Иже ход что крыт, то нынче открыт.
Иже люд что скуп, да тот нынче воздати рад.
Иже что черным шло, то нынче белесинкой,
что чернью, то златами, да серебринами,
да ходом дивным. Тако ж все заклинаю,
да черную стезь нынче перебиваю,
да через твою, хозяйнушко, волю несечиную,
да через твою облачину верную
я долю белую себе прикупом, да закупом.
Тако ж все сотворено, тако ж слаженно.
Что черным шло, то удачицей моей животиной,
да моей судьбиной пошло.
Аминь.
Да зачесть надобно два раза, да опосля внемли да отслухай, что изречено, обухом топориным ты разбей головину курину аки голову гада люд первый разбивает. Тако ж ты не сечинной, а дробленкой, да чтоб вся головушка да в одно перемесиво, да иже тик по телесу куриному ходом пойдет, тако ж изреки сии словеса:
Иже курь почивала,
да стезь черну ежели побивом перебиваю,
тако ж курину голову, да в одну, да не сечиной,
а дробиной, то хозяйнушки воля черная, воля темная,
да то криком совиным по ночи,
да то волчьим воем да по утру,
так не змеиной извилистой.
Да дороженькой, что ход прямой учиняет,
так через ход сей кромешный волюшка,
да царя погостного, иже жертвенну курь,
что дроблена, да не сечена, иже ее принимаешь,
тако ж прими мое дивное прошение,
да на судьбину легкую,
да на судьбину барску прошение,
да все мне фартом да колесиной,
коль дрожь по жертвенну телу,
тако ж все принято,
хозяйнушкой сотворено.
Аминь.
Затем секи по горлу куриному топориной, да курь сразу в ямочину, да закинь землицей по верху, да там в эту землицу да рукоятиной топорище свое тако приладь, дабы наверх острое, да в землю деревком да в небесину железом. Да промолви:
Древом в землицу, да железом в небесину.
То хозяйнушке поминальнику,
мне добра судьбинушка.
Аминь.
Уход твори безвозвратный.
За
0
