Десять лет назад она познакомилась с Сашей. Он был обычным менеджером в сереньком костюме, работал в неприметной конторе. Тихий, предсказуемый, безопасный — настоящий фон для жизни. Они стали жить вместе. Скромно, без излишев. Она просила телефон — он копил и покупал. Попросила машину — появилась допотопная, подержанная иномарка.
Она его не любила. Ей было удобно. Она давила на него безжалостно, зная, что он выдержит. Его жизнь была не сахар, но он гнулся, как бамбук под ураганом, и чудом не ломался. Потом она родила ребенка — так, по расписанию, потому что «пора».
Потом ей надоела эта серая жизнь. Она нашла работу. Хорошее, теплое местечко в компании, входящей в крупный сталепромышленный холдинг. Зарплата — в разы выше, чем у Саши. Директор — неплохой мужичок, с чувством юмора.
Компания росла. На второй год к ним взяли еще троих менеджеров по продажам. Среди них был Артем. Яркий, амбициозный, пахнущий дорогим парфюмом и деньгами. Производство, склады, командировки — все закружилось в новом, головокружительном ритме.
В одной из таких командировок они с Артемом загуляли. Начались тайные встречи. Она задерживалась на «совещаниях», а потом и вовсе перестала ночевать дома, придумывая Саше дурацкие отговорки про заболевшую подругу.
Артему дали служебную квартиру и машину. Ей — тоже. Их карьеры взлетели, зарплаты росли. Все было отлично. Она смотрела на Сашу, который вечерами сидел с ребенком и смотрел телевизор, и чувствовала лишь скуку. Она решила уйти.
Она предложила развод. Он не соглашался. Тогда она вылила на него ушат презрения: «Мне с тобой скучно! Я не вижу, чтобы что-то в моей жизни менялось к лучшему!» Они поругались так, что дело чуть не дошло до драки. А через два дня он сам принес заявление на развод.
Разводились быстро. Делить было нечего — квартиру он купил до брака, машину тоже. Она, гордая и победившая, перевезла свои пожитки в роскошную служебную квартиру, оставив ему их унылое прошлое.
Они зажили с Артемом. Она думала, это навсегда. А потом на работе объявили о внезапной аттестации на профпригодность. И знаете, кто ее проводил?
Ее бывший муж. Саша.
Оказалось, он и его партнер — владельцы пакетов акций крупнейших компаний холдинга, включая ту, где она работала. Она с подругами все эти годы думала, что он бедный «задрипыш», а он, оказывается, ворочал миллиардами. Деньги из бизнеса они вкладывали в новые акции, а домой он приносил лишь скромную зарплату менеджера. Зачем? Фиг его знает. Наверное, боялся, что его полюбят только за деньги.
Он действовал быстро и хладнокровно. Первым уволил их «неплохого мужичка»-директора. Потом пошла волна сокращений. Ее и ее возлюбленного Артема уволили в один день. Выплатили какую-то смешную компенсацию, забрали служебные квартиры и машины.
Ее яркий, амбициозный Артем, оставшись ни с чем, обвинил во всех грехах ее и ушел, хлопнув дверью. Словно и не было их страсти, их планов.
Она осталась одна. Съемная квартира, несколько коробок с вещами и оглушительная тишина. И один-единственный вопрос, от которого сводило скулы: почему? Почему он скрывал от нее всё? Почему десять лет ходил в этом дурацком сером костюме, позволяя ей считать его неудачником?
Ответ, наверное, был прост. Он проверял. И она с треском провалила этот экзамен.
****
Тишина в съемной однушке стала ее главным собеседником. Она разговаривала сама с собой, прокручивая в голове их десятилетнюю жизнь, выискивая зацепки, намеки, которые она пропустила. Вспомнила, как он иногда засиживался за компьютером, говоря, что «разбирается с криптой» — она думала, это про какие-то дурацкие игры. Вспомнила его старых друзей, приезжавших на дорогих, но пыльных внедорожниках — «берут на прокат, для поездки на рыбалку», — объяснял он.
Однажды, отчаявшись, она позвонила ему. Трубку взял не он, а секретарь, вежливый и непробиваемый голос: «Александр Викторович на совещании. Могу я ему что-то передать?» Александр Викторович. Для нее он всегда был просто Саша. Серый, незаметный Саша.
Она пыталась устроиться на работу. Резюме с опытом работы в крупном холдинге улетало в другие компании, но звонков не было. Потом одна HR-ша, бывшая коллега, сжалилась и намекнула: «Ты же понимаешь, в нашей сфере все друг друга знают. Твоя фамилия теперь в некоем… стоп-листе». Он перекрыл ей кислород. Аккуратно, без лишнего шума, как и все, что он делал.
Деньги таяли. Пришлось продавать шубу, которую она купила на первую крупную премию с Артемом. Дорогие сумки пошли следом. Каждый проданный предмет был болезненным расставанием с иллюзией, в которой она так comfortably жила.
Как-то раз, отводя ребенка в сад — единственное, что связывало ее с прошлой жизнью, — она увидела его. Вернее, сначала увидела машину. Тихий, но мощный электрокар, цвета «мокрый асфальт», подкатил к соседнему подъезду. Из водительской двери вышел он. В идеально сидящем пальто, с дорогими часами на запястье. Он не выглядел помолодевшим или счастливым. Он выглядел… на своем месте. Таким, каким должен был быть всегда.
Их взгляды встретились. Она замерла, сжимая руку ребенка. Он секунду постоял, затем кивнул ей так же нейтрально, как когда-то кивал, забирая почту из ящика, и скрылся в подъезде. Ни злорадства, ни ненависти, ни даже интереса. Пустота. И в этой пустоте ей стало до тошноты страшно. Она была для него не бывшей женой, не матерью его ребенка, а неудачным кадровым решением, которое было исправлено.
В тот вечер, укладывая дочь спать, та спросила: «Мама, а папа теперь богатый?»
Она сглотнула ком в горле. «Да, детка, богатый».
«А мы?»
«А мы — нет».
Она смотрела на спящее лицо дочери и понимала, что лишила ее не просто финансового благополучия. Она лишила ее отца, каким он мог бы быть — сильным, уверенным, тем, на кого можно равняться. Она украла у них обоих нормальную, общую историю, заменив ее своей мелодрамой с печальным концом.
Она подошла к зеркалу в прихожей своей съемной квартиры. Та самая женщина, что когда-то с презрением говорила «мне с тобой скучно», смотрела на нее пустыми глазами. Ирония судьбы была в том, что теперь ее жизнь была не просто скучной. Она была унизительной.
И она наконец поняла, почему он все скрывал. Он не проверял ее. Он просто знал людей. И ее в том числе. И его знание оказалось безжалостно точным. Теперь ей предстояло жить с этим знанием. До конца дней.
